На портале «Postimees» опубликовано интервью митрополита Таллинского и всея Эстонии Евгения, посвященное ситуации, в которой оказались приходы Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата из-за пандемии коронавирусной инфекции.

Пандемия коронавируса и связанные с ней ограничения еще весной пребольно ударили по всем сферам жизни. В ситуации блокады тогда оказались и церкви, поскольку чрезвычайное положение стало причиной закрытия храмов для прихожан. Постепенно приходская жизнь восстановилась, однако продолжающий бушевать коронавирус не пускает в Эстонию туристов, а местные прихожане остерегаются идти в храм как в место массового скопления народа.

Холодно, однако

Медицинский кризис потянул за собой экономический. Убытки подсчитывают все, но для Церкви, в полной мере живущей за счет пожертвований, нынешняя ситуация стала поводом для серьезного беспокойства. На одной из утренних проповедей митрополит Таллинский и всея Эстонии Евгений напрямую обратился к прихожанам с просьбой о помощи: Церковь едва сводит концы с концами, начавшийся отопительный сезон может стать для нее серьезным испытанием. Особенно для собора Александра Невского, на отопление которого сейчас просто нет средств.

— Как Церковь переживает ситуацию коронакризиса? Начнем с материальной стороны.

— Действительно, ситуация с финансовой точки зрения непростая. Мы прежде всего живем за счет пожертвований: свечи, книги, которые продаются в церковных лавках, требы. Причащение и исповедь проводятся бесплатно. Кроме того, если священника приглашают домой, чтобы причастить больного, вопрос о цене не ставится никогда. Если люди могут, они жертвуют. Но можно себе представить, что такое содержать большой собор — в данном случае мы говорим о соборе Александра Невского. Такое здание требует обеспечения его деятельности.

— Позвольте уточнить: насколько я помню, собор не был передан в собственность Церкви, он сдан в аренду… Арендную плату вы должны платить?

— Нет. За некоторые другие храмы, которые находятся не в нашей собственности, мы платим, а собор оплачивает только страховку.

Финансовые поступления, которые имелись до начала пандемии, позволяли нам жить и оплачивать все имеющиеся счета: выплачивать зарплату, платить за отопление, свет, воду. Кроме того, каждый храм отчисляет средства в епархиальное управление: здесь тоже есть сотрудники, коммунальные счета. Есть какие-то общецерковные проекты, мероприятия, просветительская деятельность и так далее. Но с началом пандемии все резко упало, и мы очень благодарны властям, поскольку весной всем официальным конфессиям была оказана помощь, благодаря которой мы смогли выжить и справиться в летний период. Сейчас ситуация немного улучшилась, но на докризисный уровень поступления не вышли.

Помощи из Москвы не ждут

— Это в большей степени связано с тем, что нет зарубежных туристов, или проблема и в местных прихожанах, которые воздерживаются от посещения храмов?

— И то, и другое. Среди прихожан много пожилых людей — кто-то боится, а кого-то дети не пускают. Я слышал историю о том, что в субботу и воскресенье пожилая женщина в церковь не ходит, потому что ей запретили дети, но старается прийти раз в неделю в какой-нибудь будний день. Но не каждый человек может прийти на неделе, поэтому число прихожан коронавирус, конечно, сократил. Пока мы не можем говорить о ситуации в целом. Летом количество прихожан, как правило, всегда сокращается: дачи, какие-то отпуска и так далее — это всегда приводило к понижению доходности храмов. Но с приходом осени она увеличивалась, и это естественно. Вот сейчас как раз тот момент, когда она должна была увеличиться, в сентябре-октябре это произошло, но — я еще раз подчеркну — мы не вышли на тот уровень, который был до пандемии. Поэтому приходится экономить. Отопление мы включили лишь в начале ноября. К сожалению, подсчитав наши средства, мы поняли, что на отопление у нас как раз и не хватает.

— Собор — очень большое здание, в котором находятся исторические ценности, требующие поддержания определенной температуры и влажности. О каких суммах идет речь, с учетом того, насколько дорогое у нас отопление?

— В зимние месяцы примерно около 2,5 тысячи евро в месяц.

— И это только отопление.

— Да, а еще есть свет, и мы вот стараемся у себя все сразу не включать. Экономим (смеется). Многое будет зависеть от того, какой будет зима. Что даст нам декабрь, а особенно — январь-февраль. Здание, особенно такое большое, со временем охлаждается, поэтому при определенной уличной температуре воздуха внутри бывает еще холоднее.

— Вы рассматривали еще какие-то кризисные варианты, есть ли у вас возможность обратиться за помощью в Москву?

— Там свои проблемы, поэтому это практически исключено.

— Какова сегодня ситуация в других храмах Эстонии?

— С точки зрения финансового провала — одинаковая везде. Таких же больших средств требуют счета за отопление и свет в храме в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница» в Ласнамяэ. В маленьких храмах чуть проще с отоплением, но расходы тоже имеются.

— Но в маленьких храмах и прихожан меньше, то есть меньше и поступления, чем в Ласнамяэ, например.

— В Ласнамяэ с 1 сентября службы ведутся каждый день. Он и прежде был постоянно открыт, но теперь начали проводить ежедневные богослужения.

— А храм весь на электричестве, которое необходимо включать, а потом оплачивать счета.

— Совершенно верно. Церковь живет на пожертвования, но финансовые сложности, связанные с коронавирусом, коснулись каждого человека. Поэтому вполне естественно, что тот, кто раньше брал десять свечек, теперь берет одну. И мы никогда не скажем, что не дадим свечку, потому что у человека нет денег. А бывают люди, которые приходят и спрашивают, почему должны что-то оставлять. Но разве они не понимают, что любое здание, любая организация несет расходы? На Крещение, например, уходит несколько тонн воды, за которую мы заплатили, ни копейки не взяв с прихожан. Вода не продается! И в количестве воды никто никого не ограничивает.

— Поэтому идут с пятилитровыми канистрами.

— Да. Хоть мы и объясняем, что в этом нет смысла, люди все равно берут, образно говоря, по два ведра, чтобы хватило на весь год. Раньше атеистическая пропаганда обвиняла нас: «Вот, они разбавляют воду». Так мы этого и не скрывали никогда. Это не сироп, который от разбавления теряет свою сладость. Благодатность действия воды от разбавления не уменьшается.

— Давайте о неприятном. Есть сейчас в Эстонии храмы, которые находятся в плачевном состоянии из-за того, что сократилось финансирование?

— У нас непростые ситуации есть и в обычное время. Например, храм в Вильянди. На месте с семьей живет священник, который не может сам себя обеспечить, поэтому из епархиального бюджета мы помогаем оплачивать налоги на заработную плату. В Азери наконец появился священник, первое время мы ему помогали, сейчас приход постепенно выходит на самоокупаемость.

— Как дела в Пюхтице?

— Ситуация коснулась всех. Но нужно отдать должное матушкам, они трудятся не покладая рук. Подсобное хозяйство помогает питать и себя, и тех паломников, которые приезжают — с паломников же не берут денег, допустим, за трапезу. Понятно, что сейчас их стало меньше, но нет-нет да и заезжают, и всех нужно накормить. Но если паломники могут помочь, то помогают. Вот в сентябре была сложная ситуация с уборкой картофеля, мы бросили клич, и люди собрались, поехали и помогли.

Исповедь в маске

— Духовенство не имеет обычных трудовых договоров, священники являются служителями культа и социальными гарантиями от государства не обеспечены. А налоги вы должны платить? С зарплат, например?

— Со всеми священниками заключены служебные договоры. Выплаты по ним облагаются налогами в полном объеме, что обеспечивает пакет социальных гарантий.

— Какие-то послабления государство предоставило на этот период?

— Та помощь, которая была, она поддержала, но это все. Поэтому мы, как и все, платим все налоги. Мы как-то свели концы с концами. Но сейчас остро встал вопрос отопления, поэтому возникло напряжение.

— Очень много информации поступает из России, где с коронавирусом сталкиваются и священнослужители. Как с заражаемостью у нас?

— К счастью, пока никто из священников не заразился. Случаи, когда приходилось отправлять кого-то на карантин, конечно, были. Например, в соборе Александра Невского священник крестил ребенка, а через несколько дней выяснилось, что крестная мать инфицирована. Стали выявлять всех, кто с ней общался. Наш священник ушел на положенный карантин, но не заболел.

— Общение с прихожанами подразумевает достаточно тесный контакт: прикладывание к руке, общение, не говоря уже об исповеди, когда священник находится очень близко к исповедующемуся. Условий для того, чтобы человек с улицы принес вирус в храм, более чем достаточно.

— У нас сейчас это запрещено. Всем священникам рекомендовано надевать во время исповеди маску.

— И священники надевают их?

— Да. Если кто-то не выполняет рекомендаций, то рискует сам. Но распоряжение такое дано, и касается оно именно исповеди. Во время богослужений, конечно, это невозможно. Когда мы служили при закрытых дверях, особенно во время воскресных или праздничных служб, где служат сразу несколько священников, мы старались соблюдать те предписания, которые дал Департамент здоровья: обработка всех поверхностей, проветривание. Это соблюдается и сейчас. Священники во время службы соблюдают между собой необходимое расстояние. Конечно, когда первое напряжение спало, возникло определенное расслабление, теперь снова обострение. Это естественно, но ситуация такая, нужно предохраняться.

— Ковидоотрицателей в Церкви не осталось?

— (Смеется.) Знаете, много было высказываний, публикаций в Интернете. Приводили цифры — сколько умирает от гриппа, пневмонии, других заболеваний. Конечно, это отрицание возникает во всякой среде, да, было оно и в нашей, но мы всегда объясняем, что медицине нужно верить. Врачи тоже от Бога. Церковь всегда учила тому, что нельзя искушать Бога с позиции «Он меня защитит». Это воля Божия — защитит Он или вразумит, а может быть, это вразумление произойдет как раз через болезнь. Поэтому здесь надо просто реально смотреть на вещи. Да, мы всегда молимся о здравии, но слушать врачей необходимо.

Пандемия — не катастрофа

— Весной пришлось закрыть храмы. Позвольте провести светскую параллель: мероприятия, рассчитанные на массовость, нуждаются в участниках — зрителях. Спортсменам лучше соревноваться при поддержке трибун, артистам нужна публика. Священникам тяжело проводить службу, когда в храме нет ни одного прихожанина?

— Можно сказать, что препятствий для молитвы нет. Но так можно сказать, когда человек уже имеет духовную основу. Тот, кто находится на грани, несомненно, столкнется с трудностями: человека оградили, и он растерялся. Человек глубоко верующий воспринимает это как волю Божию, определенное испытание, которое нужно понести. Я всегда призывал: «Услышали колокольный звон — знайте, начинается молитва. Присоединяйтесь. Да, двери храма закрыты, но внутри идет служба, и мы можем молиться все вместе».

— Но я сейчас говорю об обратной связи, об ощущении, что люди идут за тобой, слышат то, что ты говоришь.

— В любом случае священник — тоже человек. Поэтому, когда полный храм, когда все вместе молятся и все вместе запели «Символ веры» — это совершенно иное ощущение, чем когда ты служишь один. Мне лично было сложно выходить и говорить, когда передо мной стояли не живые люди, а камера. Это было непривычно, но у меня оставалась надежда на то, что меня кто-то все же слышит. В целом же, это не новинка для Церкви. Были гонения, храмы закрывали, людей выгоняли.

— Но с теми бедами столкнулись люди другого поколения. Сейчас появилось поколение священников, росших в комфорте, знающих, что такое гаджеты...

— Да, я согласен. Но они люди служащие, знающие историю. И эта пандемия — не катастрофа. Сильных людей очень много. Я не могу ответить вам абсолютно достоверно. Это все слова, а сила человека проверяется в деле. Но сейчас мы, скорее, должны ценить и благодарить Господа за то спокойствие, которое у нас имеется.

— Каким-то образом Церковь готовится ко второму возможному локдауну?

— Здесь наши меры ограничены. Мы выполняем те предписания, которые дает власть. Мы были готовы к тому, что опять придется ввести в храмах обязательный масочный режим.

— Первого локдауна не ожидал никто, все произошло внезапно. Со временем многие храмы смогли разработать систему и начать онлайн-трансляции богослужений. Система как-то развивалась или осталась на том уровне, который был весной?

— Если сейчас ситуация повторится, мы готовы снова начать трансляции.

— А перейти на постоянную основу? Хотя бы в большие праздники.

— Вы знаете, это расхолаживает. В обычное время лучше прийти в храм. А для тех, кто по физическим причинам не может прийти, есть достаточно много каналов, по которым транслируются богослужения. К тому же, организация таких трансляций требует дополнительных финансовых вложений, а их нет. Если выражаться светским языком, мы все же организация очень небогатая.

— Как в таких ситуациях решаются вопросы с таинствами, которые требуют присутствия людей в храме, например, отпеванием, крещением?

— Весной был запрет на проведение отпеваний, чтобы не приносить тело в храм. Была рекомендация ограничиться узким кругом самых близких родственников, и отпевание проводилось на кладбище, под открытым небом. Крещение можно провести где угодно, для этого не обязательно находиться в храме. Поэтому то, с чем мы столкнулись, — не самое страшное. Страшно, когда люди массово заражаются и умирают. И тут мы должны молиться и предпринимать определенные меры профилактики. Все должно быть разумно, без всякого фанатизма. Надо молиться? Надо! Надо в храм приходить? Надо! Но нужно и учитывать ситуацию, и выполнять предписания, тем более что государство руководит ситуацией гуманно, и у нас никаких претензий нет.

«Postimees»/Патриархия.ru