20 августа Православная Церковь празднует обретение мощей святителя Митрофана, в схиме Макария, епископа Воронежского. В преддверии знаменательного для Воронежской митрополии дня «Монастырский вестник» побеседовал с митрополитом Воронежским и Лискинским Сергием, два десятилетия несущим служение на кафедре, первым главой которой с 1681 по 1703 год был святитель Митрофан.
— Ваше Высокопреосвященство, в 2023 году Вы отмечаете несколько знаменательных дат: в январе Вы встретили 40-летие со дня Вашей архиерейской хиротонии, в мае исполнилось 20 лет служения на Воронежской кафедре, а в августе Вас ожидает полувековой юбилей жизни в монашестве.
«Монастырский вестник» — информационный ресурс Синодального отдела по монастырям и монашеству, наш портал посещают монашествующие и те, кто интересуется монашеским деланием и монастырской жизнью. Поэтому мы просим Вас начать наш сегодняшний разговор с темы 50-летия Вашего монашеского пострига. Что привело Вас к выбору иноческого пути? Какими Вы запомнили своих духовных наставников — насельников Троице-Сергиевой лавры периода своей юности?
— В общении с духовниками Лавры преподобного Сергия формировались духовные основы моей личности. Прекрасные, светлые примеры их жизни с детства стали для меня путеводными звездами, а их обращенные ко мне слова я и поныне храню в своем сердце. Они раскрыли передо мной глубину нашей православной веры, помогли понять красоту богослужения. Все это послужило благодатной основой для выбора мною монашеского пути.
Еще в годы юности мне в душу запали евангельские слова: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9:62). И хотя у меня, как у любого человека, не всегда получалось быть безупречным и целеустремленным, я хранил в душе верность избранному направлению. С ранних лет и до сих пор стараюсь учиться жизни у тех замечательных людей, с которыми довелось встречаться.
С огромной благодарностью вспоминаю архимандрита Тихона (Агрикова) — замечательного труженика, талантливого проповедника и истинного монаха. Это был человек строгой духовной дисциплины, имевший большой опыт молитвы и подвижничества. Общение с ним особенно укрепило во мне любовь к Богу, к церковной жизни и, в частности, к иночеству. Я часто приходил к нему на исповедь, и, хотя его всегда ожидало множество духовных чад, он непременно находил время, чтобы со мной побеседовать, помочь разрешить сомнения и душевные переживания, утешить, если случались неприятности.
Высокими образцами монашеского делания были архиереи — ректоры Московских духовных школ, которые в период обучения являлись для меня не только начальниками, но и добрыми помощниками: владыка Филарет (Вахромеев), впоследствии — митрополит Минский и Белорусский, а также владыка Владимир (Сабодан), ставший затем митрополитом Киевским и всея Украины.
Множество верующих в те годы спешили за духовным советом к молитвеннику и исповеднику, претерпевшему за веру и участие в церковной жизни 12 лет заключения в тюрьмах и лагерях, архимандриту Свято-Троицкой Сергиевой лавры Феодориту (Воробьеву), долгое время исполнявшему послушание благочинного обители. Обладая огромным жизненным опытом, отец Феодорит не только для простых людей, но и для братии обители, и для приезжавших к нему пастырей явился примером стойкости в православной вере, смирения и благочестия. Со всей страны стекались к нему люди за духовной помощью и окормлением.
С благодарностью поминаю в молитвах архимандрита Иоанна (Маслова), аскета, человека высокой духовной жизни. В ту пору он был ризничим Покровского академического храма. И хотя отцу Иоанну было тогда немногим более 40 лет, он ясно и глубоко понимал внутренний мир людей, обладал удивительным чувством сострадания и сопереживания ближним. Ему было вверено духовное окормление преподавателей и учащихся, исповедовал он и богомольцев. Все отмечали его духовную опытность и редкое умение давать правильную оценку сложным жизненным ситуациям. Довольно часто я исповедовался у отца Иоанна и поражался тому особенному душевному горению, которое делало его непохожим на окружающих.
Общение во время исповеди, мудрые наставления таких замечательных пастырей, а порой даже и простое созерцание этих подвижников вызывало в душе особый трепет. Их духовная высота, чистота и святость ощущались всем сердцем.
С душевной теплотой вспоминаю игумена Марка (Лозинского) — человека, обладавшего глубокими знаниями и большой мудростью. Он преподавал у нас в Московской духовной академии, и я немало с ним беседовал. Своей аскетической настроенностью, любовью к святоотеческим творениям и всецелой преданностью церковному служению отец Марк наставлял меня на монашеский путь не словами или убеждениями, но ярким примером своей жизни.
Конечно же, бережно храню в своем сердце светлый образ архимандрита Кирилла (Павлова), который воспринял меня у раки преподобного Сергия при совершении моего монашеского пострига… Его обширный духовный опыт, глубочайшая кротость и смирение привлекали к нему множество духовных чад. Он был мудрым и заботливым наставником для всех искавших духовного руководства — от простых иноков и мирян до маститых архиереев и Святейших Патриархов. Из ближних и дальних краев, со всего мира приезжали к отцу Кириллу тысячи людей за молитвой и духовным советом. И он с любовью принимал всех, лишая себя покоя, десятки лет неустанно отдавая все силы служению Богу и людям.
Я искренне благодарен всем, с кем Господь привел встретиться на жизненном пути. У каждого из них я старался подмечать положительные черты — благодушие и внимательность в общении с паствой, сердечное участие к страдающим и кающимся, приветливое отношение ко всем окружающим — и пытался по мере сил усвоить себе эти добрые навыки…
Мысленно возвращаясь на полвека назад, готов засвидетельствовать, что практически вся монашествующая братия Троице-Сергиевой лавры того времени — поистине святые люди. Они пережили Великую Отечественную войну, годы нищеты и разрухи, но никогда не роптали на свою долю, имели дух мирный и радостный. Позже в Лавру приходили ребята моего поколения и становились хорошими учениками тех старцев, впитывали все самое лучшее.
В период правления Хрущева и в последующие годы Церковь испытывала большие трудности. Исповедание веры тогда приравнивалось к противостоянию советской власти. С точки зрения атеистического государства все верующие являлись носителями враждебной идеологии, которая должна была исчезнуть. Гнет гонений особенно ощущали священнослужители и монашествующие, в том числе и братия Лавры. Каждый был под негласным наблюдением со стороны соответствующих органов, это чувствовалось. И поэтому умели ценить каждый прожитый день, с искренней любовью относиться к ближним — не было личных амбиций, не устраивались взаимные интриги. Все были едины во Христе, в общении с прихожанами всегда сохраняли простоту и доступность.
После принятия пострига в моей душе многое изменилось, я стал как будто другим человеком. Начались разного рода искушения, без которых не обходился тогда путь монаха и священнослужителя. Все сложности как-то вдруг обострились, трудно было. Но я помнил: «Взявшись за плуг, не оборачивайся вспять!» Слава Богу, со временем все встало на свои места, и произошло это во многом благодаря встрече с митрополитом Никодимом (Ротовым), оказавшим решающее влияние на дальнейший путь моего церковного служения.
— В Православной Церкви епископами становятся монахи. Поясните нашим читателям, владыка, в чем смысл этой традиции? Нет ли противоречия в том, что человек, призванный к уединенной жизни, наделяется обязанностями управлять людьми? Как епископу оставаться монахом, исполняя многочисленные послушания, возложенные на него Церковью?
— Служение в епископском сане очень широко и многогранно, требует полной отдачи времени и сил. У человека, имеющего семью и множество обязанностей по отношению к жене и детям, я думаю, не получилось бы в полной мере совершать это служение. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене, — учит апостол Павел (1 Кор. 7:32). Чтобы угодить Господу, нужно угождать людям, пастве, врученной тебе Богом, которую ты духовно окормляешь, поэтому архиерей должен быть всецело поглощен своим служением. Мы следуем мудрому решению святых отцов, определивших, что священник может иметь жену и детей, а епископ должен быть свободным от семьи и связанных с ней забот. Такое решение полностью подтвердила практика жизни. Поэтому я не вижу другого пути епископского служения, кроме как в монашестве.
Монашеский подвиг — это борьба со страстями. Со стороны они большей частью невидимы, но для самого монаха вполне реальны, и их нужно побеждать. Бороться с собой очень трудно, этим путем нужно идти шаг за шагом, постепенно, на протяжении всей жизни освобождаясь от того, что в тебе несообразно евангельским заповедям. Помню, когда я был молодым человеком, мне порой хотелось, чтобы облачение было красивое и панагия какая-нибудь необыкновенная, или митра. Но такого рода стремления — это внешнее, наносное, уходящее с годами. По слову Писания, то, чем мы обладаем, не должно обладать нами (см. 1 Кор. 6:12). Если человек привязывается к какой-то вещи, и она его радует настолько, что он без нее жить не может, — это искушение, с которым нужно бороться.
Вы спрашиваете: как монах может управлять? Я бы заменил слово «управлять» на более широкое понятие: «служить». Глубоко уверен, что всякий священник, и тем более — епископ, должен ощущать себя не властелином, а слугой, прилагать все усилия, чтобы неустанно помогать своим пасомым в духовных нуждах, заботиться об их нравственном росте. Так наставляет святой апостол Петр: Пасите Божие стадо…не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример (1 Пет. 5:2-3). Об этом же мне говорил при вручении архиерейского жезла Святейший Патриарх Пимен в своем напутственном слове. Я запомнил тогда на всю жизнь, что смысл архиерейского служения — не в украшении себя изысканными облачениями, но во внутренней работе над собой, в неустанном бодрствовании, чтобы вверенную Богом паству не разогнали и не расхитили волки (см. Ин. 10:12). Не знаю, преуспел ли я в этом, но, по крайней мере, стараюсь это наставление помнить и трудиться над его исполнением.
Главная путеводная звезда монаха — послушание, оно безошибочно выводит человека из любых искушений. Произнеся монашеские обеты, ты уже не принадлежишь себе, но полностью отдаешься тому деланию, которое тебе Церковь поручила. Устроение жизни епархии или иная деятельность, которая определена Священноначалием, есть послушание, простирающееся на всю дальнейшую жизнь. И в этом отношении епископское служение тоже ничуть не мешает монашескому деланию.
Повторю: самое лучшее духовное лекарство — послушание. В своей жизни я всегда старался с готовностью принимать церковные определения и никогда не проявлять своей воли. Мои назначения по службе со мной заранее не согласовывались: просто вызывали к Священноначалию и говорили: «Отправляйся туда-то и делай то и то». Или: «Завтра заседание Священного Синода, будет рассматриваться вопрос о твоем новом месте служения». Я со смирением отвечал: «Благословите». Так было на протяжении 50 лет моего монашества, так состоялось и назначение в Воронеж. Оно произошло совершенно неожиданно, и я благодарю Бога, призвавшего меня на эту старинную святительскую кафедру.
В течение вот уже двадцати лет мои мысли занимает только лишь Воронеж и его жители — моя Богом данная паства. Более важной заботы у меня нет, и я верю, что каждый архиерей именно так относится к своей епархии, потому что иначе невозможно.
— Владыка, приняв монашеский постриг и священный сан, Вы много потрудились, представляя Русскую Православную Церковь на международной арене — при Христианской мирной конференции в Праге, при Всемирном совете Церквей в Женеве; были заместителем председателя Отдела внешних церковных связей. Какое значение для Русской Православной Церкви имели в то время международные христианские организации в атеистическом государстве?
— В Праге во время моего там пребывания монашеских общин и монастырей не было. Но незабываемое, прекрасное впечатление произвел на меня настоящий подвижник, Богом поставленный на церковной свещнице — Блаженнейший митрополит Дорофей, более тридцати пяти лет возглавлявший Поместную Православную Церковь Чешских земель и Словакии. Для меня большим утешением и радостью было общение с владыкой Дорофеем и сослужение ему за Божественной литургией. После богослужения он обычно приглашал меня к себе на трапезу, и мы много беседовали о духовной жизни. Как опытный монах и архипастырь, он считал своим долгом многое рассказать мне, тогда еще новоначальному, предупредить об опасностях и трудностях, указать верные ориентиры жизни, чтобы я внутренне был спокоен и готов к испытаниям, которых так много было в то непростое время.
В конце 1950-х — начале 1960-х годов только начинали формироваться отношения Русской Церкви с Поместными Православными Церквами, с римо-католиками, протестантами, с международным экуменическим движением. За эти контакты нас осуждала Русская Зарубежная Церковь, хотя сами они, живя за рубежом, поддерживали взаимоотношения с различными инославными церквами. В Советском Союзе тогда отношение власти к Церкви было негативное — Никита Сергеевич Хрущев вовсе не шутил, когда говорил, что в 1980-м году он «покажет по телевидению последнего попа». К этому все и шло. Закрывались храмы, монастыри, духовные школы, стремительно сокращалось число приходов. В столь сложной обстановке Святейший Патриарх Алексий I (Симанский) поручил заняться внешней церковной деятельностью митрополиту Ленинградскому Никодиму (Ротову). Владыка Никодим подготовил все необходимое для вступления Русской Православной Церкви во Всемирный совет Церквей (ВСЦ) и в Конференцию европейских Церквей. Была образована Христианская мирная конференция (ХМК) с центром в Праге — солидная международная организация, главной задачей которой была миротворческая деятельность. Мало кто знает, что благодаря началу этой международной церковной деятельности отпал вопрос о закрытии Ленинградской духовной академии. Уже были подготовлены государственные акты, согласно которым деятельность академии прекращалась. В это время Советский Союз посетили генеральный секретарь Всемирного совета Церквей и глава Конференции европейских Церквей. Возник вопрос: как гостям показать церковную жизнь? Они же должны увидеть верующий народ — ведь нашу страну принимают в международные религиозные организации! Посетить Чистый переулок, побеседовать с Патриархом и членами Священного Синода было явно недостаточно. Повезли делегацию в Троице-Сергиеву лавру, а затем — в Ленинград, в духовную академию. По итогам посещения в западной прессе появился ряд публикаций о жизни верующих в СССР и, в частности, о Ленинградских духовных школах, тем самым получивших широкую международную известность. Естественно, в такой ситуации решение властей о закрытии духовной академии было отменено.
Подобная история произошла со Свято-Успенским Пюхтицким женским монастырем. На самом высоком уровне было определено: закрыть Пюхтицкий монастырь и еще ряд религиозных учреждений. Тогда бывший в то время заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений епископ Таллинский и Эстонский Алексий (Ридигер), впоследствии — Патриарх Московский и всея Руси, пригласил в Пюхтицкий монастырь делегацию Евангелическо-Лютеранской Церкви ГДР. Вскоре в немецкой прессе гости опубликовали о монастыре восторженные статьи с фотографиями. Властные структуры тщательно фиксировали все, что писали об СССР иностранцы, и уже не могли закрыть обитель, ставшую столь известной. Монастырь был спасен от разорения. Аналогичная ситуация помогла сохранить от закрытия и таллинский Александро-Невский кафедральный собор.
Подобных примеров, когда международная деятельность Русской Православной Церкви приносила пользу верующим в СССР, немало. Мне выпало нести послушания в международных религиозных организациях в более поздний период: с 1978-го по 1982 год в сане игумена и архимандрита в Христианской мирной конференции в Праге, и уже в архиерейском сане — во Всемирном совете Церквей в Женеве с 1984 до 1991 года. В ту пору зарождались идеи о возможности женского священства, о внесении исправлений в Священное Писание сообразно феминистическим требованиям (предлагалось применительно к Богу использовать местоимение «Он» и в скобках добавлять «Она»). Наша Церковь имела огромный авторитет и по мере возможности боролась с такого рода нововведениями.
Кроме того, в Советском Союзе и за рубежом организовывались различные мирные конференции, экуменические встречи… Делалось все, чтобы атеистическое государство стало ценить верующих людей и пересмотрело свою политику притеснения и разрушения церковной жизни.
Благодаря международной известности появилась возможность согласовывать с властями рукоположение новых епископов. Дело в том, что в 1960-х годах в числе правящих архиереев было немало старцев, отбывших за свою веру сроки в тюрьмах и лагерях. Настрадавшиеся, порой надломленные, многие из них испытывали страх перед светской властью. В то же время уполномоченные Совета по делам религий при Совете министров СССР, надзиравшие за церковной жизнью во всех регионах страны, имели целью притеснение и совершенное прекращение деятельности религиозных общин. Приведу характерный для тех лет пример. В Уфе кафедральный собор размещался тогда в небольшом храме, и правящий архиерей неоднократно обращался к уполномоченному, передавая просьбы прихожан пристроить к входной двери небольшой деревянный притвор, поскольку зимы очень суровые и немало снега в храм ветром заносит. Уполномоченный разрешает: «Ладно, стройте, пожалуйста!» Соорудили пристройку, тот приехал посмотреть. Обошел вокруг и говорит: «Ломайте!» Без всяких объяснений! Люди обомлели, плачут: «Вы сами разрешили, мы же не самовольно, столько бумаг Вам написали…» — «Ничего не знаю. Сломать!» Пришлось долгожданную пристройку разбирать: слово уполномоченного — закон.
Вот в такой атмосфере несли свой крест Преосвященные владыки в то время. Многие их них по причине бесконечных переживаний теряли здоровье и уходили в мир горний, не прожив порой и шестидесяти лет. Срочно требовалось обновление епископата. Тогда митрополит Никодим стал вводить кандидатов на архиерейство в составы международных делегаций: направлять, например, во Всемирный совет Церквей или в Русскую духовную миссию в Иерусалим... Молодые иеромонахи были высокообразованны, могли находить общий язык с представителями государственных органов. И когда священнослужитель проявлял себя с лучшей стороны, владыка Никодим начинал диалог с властями о рукоположении клирика во епископа: «Знаете, в такой-то епархии архиерей — уже старенький человек, не нынче-завтра умрет, а там мусульмане (или, скажем, иудеи, или буддисты), и нам нужно свое лицо иметь, достойного человека поставить, образованного…» Ответственный сотрудник Совета по делам религий при Совете министров СССР говорит: «Где же мы кадры возьмем?» — «Давайте, — говорит владыка Никодим, — вызовем такого-то из Женевы (из Иерусалима, из Токио), он там несет послушание. Вы же его знаете?» — «Да, знаю». — «Возражения против кандидатуры могут возникнуть?» — «Нет, думаю, не будет возражений. Готовьте решение Синода». Так международная деятельность Церкви помогала формированию епископата.
Сейчас уже как-то понемногу забывается этот период крестного пути нашей Церкви в советские годы. А ведь и сам митрополит Никодим отошел ко Господу в возрасте всего 48 лет... Вот каких душевных и физических усилий стоило ему стояние за правду Божию!
Митрополит Антоний (Мельников), после митрополита Никодима возглавивший Ленинградскую кафедру, мне рассказывал, что когда он проезжал мимо здания, где располагался кабинет уполномоченного по делам религий, то с ним часто случался сердечный приступ, и его отвозили в больницу. И неудивительно: каждая встреча стоила архиерею колоссальных переживаний — ведь митрополит старался отстаивать интересы Церкви, а чиновник блюл государственную политику, направленную на противостояние Церкви. Храмов и так было мало, а каждый раз к юбилею Октября архиереев вызывали уполномоченные Совета по делам религий и говорили: «Будем закрывать такой-то храм или монастырь, или семинарию, подпишите документ». Все это, конечно, сердечной болью в них отзывалось… Я всегда с благодарностью этих владык вспоминаю, Царство им Небесное! Это были люди святые, светочи, которые не щадили себя, защищая Церковь Христову.
Вот что кратко можно сказать о вкладе международных религиозных организаций в стабилизацию религиозной жизни в Советском Союзе в те годы. Жизнь Церкви устраивается Промыслом Божиим. В Евангелии сказано: Дух дышит, где хочет (Ин. 3:8), и бывает, что действие благодати Святого Духа совершается через неожиданные для нас обстоятельства. Неоспоримый факт: иностранцы, побывавшие в СССР, проникались большой симпатией к нашему народу и, возвращаясь к себе, свидетельствовали, что действительно в нашей стране вера в сердцах людских жива и Русская Православная Церковь — реальная духовная сила.
— Владыка, давайте перейдем к вопросам дня сегодняшнего. Посещая монастыри вверенной Вашему попечению митрополии, Вы регулярно встречаетесь с их насельниками, проводите беседы с монашествующими. Расскажите, пожалуйста, как проходят эти встречи. Задают ли иноки митрополиту вопросы о духовных проблемах? Чем Вы руководствуетесь, давая духовные советы монашествующим?
— Общение мое с насельниками епархиальных обителей всегда начинается с совместной молитвы за богослужением. В этом я вижу основу духовного единения архиерея с паствой — и с мирянами, и с монашествующими. Обычно я приезжаю рано утром и совершаю в монастырском храме Божественную литургию. Затем, после общей трапезы, начинается беседа, которая может длиться полтора или два часа. После моего обращения, посвященного важным событиям общецерковной или монастырской жизни, монашествующие и послушники могут задать мне любой вопрос, который их волнует. Нельзя оставлять без ответа неразрешенные сомнения человека или не обсудить возникшие недоразумения. Такой открытый диалог помогает выстроить взаимопонимание, уходит недоверие, смягчается внутренняя замкнутость людей.
Монашествующий призван к личному духовному совершенствованию, и погруженность в мирские проблемы, конечно же, отягощает его жизнь и смущает дух. Вместо душевного мира и сосредоточенности на молитве он вынужден реагировать на болезненные вопросы или проблемы, которые поступают от родственников или из СМИ. Время сейчас очень сложное, тяжелое, а ведь у каждого сохраняются, пусть даже незначительные, связи с внешним миром. Особенно если остались в миру близкие люди — человек начинает терзаться душой. Поэтому я всегда говорю, что нет плохих или глупых вопросов: если вас беспокоит какая-то тема — озвучьте ее, будем рассматривать и разбираться. Если ответ не устроил — поправьте меня, я всегда готов пояснить свою позицию или рассмотреть этот вопрос с другой стороны. И мы продолжаем обсуждение до тех пор, пока человек не скажет, что он все понял. Такие встречи я обязательно провожу во время Великого поста, непременно посещаю в этот период все монастыри нашей митрополии.
А руководствоваться нужно, в первую очередь, Священным Писанием — в нем все сказано нужное для спасения души. Очень важно вспоминать примеры из житий святых, советы из святоотеческого наследия — все, что вдохновляет на христианский подвиг и дает душе силы подняться над страстями. Большое утешение человек может обрести в чувстве непрестанной благодарности Богу, как пишет об этом святитель Тихон Задонский: «Научаюсь во всем, в благополучии и неблагополучии моем, отдаваться на премудрый и дивный Твой Промысл... Возносишь ли меня — благо мне! Смиряешь ли меня — благо мне! Радуешь ли меня — благо мне! Опечалишь ли меня — благо мне! Слава Тебе, Боже, за все! Ибо все творишь, чтобы сделать меня блаженным…»
Необходимо также, чтобы монашествующие хорошо понимали позицию Церкви по важнейшим вопросам государственной жизни. Многие переживают современные мировые события с острой болью в сердце — все это меня как архиерея волнует, ибо я должен заботиться об уврачевании их душевных ран. В этом я вижу главную цель нашего духовного общения.
— Воронежская митрополия — приграничная территория, соседствующая с Луганской Народной Республикой. Расскажите, пожалуйста, что изменилось в жизни митрополии с началом СВО? Участвуют ли монастыри Воронежской земли в помощи беженцам и нашим военным? Как проявляют себя церковные люди в новых условиях жизни, и какие наставления в связи с этим Вы даете прихожанам и монашествующим?
— Конечно, с началом СВО в жизни епархии появились новые аспекты — мы сразу включились в процесс оказания помощи беженцам, священники регулярно посещают каждый пункт временного размещения вынужденных переселенцев. Отдельная большая тема — организация Воронежской епархией духовного окормления военнослужащих в районах боевых действий, а также регулярная доставка гуманитарной помощи на новые территории. В этом нашим священнослужителям активно помогают прихожане, огромную помощь оказывает молодежное волонтерское движение. Воронежцы с готовностью откликаются на призывы Церкви по оказанию помощи нашим бойцам, а к попавшим в беду проявляют искреннее сострадание. Приходы и монастыри собирают одежду, продукты питания.
Игумены монастырей, братия, приходские священнослужители испрашивают у меня благословение и отправляются в прифронтовые районы — их там очень ждут наши солдаты и офицеры. Многие из тех, кто раньше не задумывался о вере, теперь просят о Крещении, исповедуются и причащаются Святых Христовых Таин. Они очень нуждаются в духовной поддержке — и батюшки выслушивают их, утешают, помогают пережить тяжелые испытания. Священнослужители там очень востребованы. Многие получают от командиров наших воинских частей грамоты и благодарственные письма, но главное для них — искренняя, сердечная благодарность тех, кто с их помощью вновь обрел душевное равновесие, в ком от прикосновения благодати Божией обновилась сила духа, кто от услышанных сердцем евангельских слов обрел утраченные смысл и радость жизни.
Епархиальный Женсовет, объединяющий матушек наших священнослужителей, тоже вносит большой вклад: не только собирают помощь, но и сами шьют, вяжут, готовят и передают на фронт. И все это ради того, чтобы восторжествовала правда Божия и свет Христовой истины озарял бы всех нас и грядущие поколения.
Верующие прекрасно понимают, что нашим противником является не мирный братский народ Украины, с которым мы неразрывно связаны православной верой, единым Крещением и общей тысячелетней историей. Врагами нашими являются те, кто хотят разорить былое единство Святой Руси, попрать Православие и для осуществления этой поистине антихристовой цели вывели на войну всю мощь разрушительных сил неонацизма и фашизма.
Солдаты, воюющие против России, увы, исповедуют не христианство, а откровенный сатанизм. Этим объясняется разрушение храмов, издевательства над военнопленными, расправы над мирными жителями. Украинское государство теперь несет реальную угрозу для суверенитета нашей страны. Украинские националисты требуют уничтожения всего русского, включая язык, традиции, святыни, бесценные шедевры мировой культуры и искусства. Для продвижения новых, чуждых христианству ложных «ценностей» они безжалостно истребляют не только тех, кого объявили врагами, но и свой собственный народ.
Самая великая катастрофа для человечества — это даже не атомная война, а окончательная утрата нравственных и духовных ориентиров в жизни. Если мир лишится духовной основы, всего того светлого и чистого, что пока еще сохраняется, и потеряет остатки веры в Бога, — это будет окончательная трагедия.
Всем нам необходимо помнить, что человек создан по образу и подобию Божию, а Бог есть Любовь. Только проявления любви в нашей жизни — добрые дела, уважение к ближним, забота о несчастных, сострадание к бедствующим — делают нас настоящими людьми, детьми Отца Небесного. Господь через апостола Иоанна Богослова учит нас: Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин. 4:20).
Любовь — высший закон бытия. И нам нужно делать все, чтобы сохранить нравственное устроение по заповедям евангельской любви. На них основана тысячелетняя культура нашего Отечества, в них — надежда на будущее человечества.
Беседовала Екатерина Орлова
Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru
