Русская Православная Церковь

Официальный сайт Московского Патриархата

Патриархия

Остров Русский в Японском море. Монастырь на краю земли

Остров Русский в Японском море. Монастырь на краю земли
Версия для печати
27 июля 2022 г. 14:34

Если быть более точным, то остров Русский находится в заливе Петра Великого Японского моря. Здесь в конце XIX века началось строительство самой крупной в мире морской крепости, призванной защитить форпост России на Дальнем Востоке от японцев. Строились в этом далеком уголке Родины и полковые храмы, но к началу нашего столетия каким-то чудом уцелел только храм преподобного Серафима Саровского 34-го полка. Правда, в каком виде он уцелел? Остались лишь стены и колонны. Ни крыши, ни купола не было, а окна оказались заложенными кирпичом. Первое время будущие насельники монастыря жили прямо в полуразрушенном храме... Еще в начале прошлого века император Николай II своим указом установил годовым праздником 34-го Восточно-Сибирского стрелкового полка день прославления преподобного Серафима Саровского — 19 июля (1 августа по н. ст.). Незадолго до Высочайшего указа преподобный Серафим был причислен Церковью к лику святых на Саровских торжествах, прошедших летом 1903 года с участием Царской семьи и сотен тысяч богомольцев. В нашем же веке, 11 октября 2001 года, постановлением Священного Синода приход преподобного Серафима Саровского был преобразован в одноименный мужской монастырь. Как сегодня живет обитель, отделенная девятью тысячами километров от места подвига святого подвижника, в честь которого она названа? Об этом корреспонденту портала «Монастырский вестник» рассказал настоятель монастыря игумен Климент (Кривоносов).

Этап турбулентности позади. Монастырь стал единой духовной семьей

— Батюшка, Вы руководите монастырем двенадцатый год. Это серьезный временной отрезок, на протяжении которого можно было осмотреться, набраться опыта на должности настоятеля, осмыслить его. Поэтому хочется услышать от Вас ответ на непростой, как мне кажется, вопрос: насколько сложно искренне, от всей души, полюбить вверенную игумену братию, видя не только достоинства каждого, ревность в делах, но и чьи-то недостатки, порою немалые?

— У нас так случилось, что я стал вторым игуменом в обители. А подвизался я в ней с самого начала, со дня ее основания, пройдя путь от трудника, послушника до иеромонаха, благочинного. Так минуло первое десятилетие, потом меня назначили настоятелем. Не все было гладко с уходом моего предшественника, и какое-то время монастырь проходил этап турбулентности, если можно так выразиться. То есть по-разному наши братия отнеслись к уходу первого игумена, к моему назначению. Внутри братства не было на тот момент единомыслия. С самого начала своего настоятельства я поставил цель — сохранить монастырь количественно. Не знаю, насколько это правильно, но я старался делать все, чтобы никто из насельников не ушел. Тем не менее кто-то ушел, хотя большинство братии остались, и монастырь у нас сохранился, сохранилось братство.

По-моему, полюбить братию — это так же естественно, как естественно то, что в хорошей доброй семье муж любит жену, жена — мужа. Они любят своих детей. У детей есть любовь к родителям, бабушкам, дедушкам. В тот трудный «период турбулентности» у меня не возникало желания воевать с кем-то. Я понимал, что это бессмысленно и что нужно принимать человека таким, какой он есть, раз его постригали в этом монастыре и он дал здесь обеты. Я не могу указать ему на дверь, если он мне чем-то не нравится, чем-то мне не близок. Все мы разные, и в монашестве тоже остаются наши человеческие страсти и человеческая ограниченность. Тем не менее я считаю, что идеальным можно назвать тот монастырь, где существует внутреннее единство. Где есть духовный руководитель, отец братства, и братия по крайней мере относится к нему с доверием и с симпатией. (И это не мечта — это реально возможная картина.) Тяжело жить в братстве, когда оно внутренне разделено на группы с неформальными лидерами. Наш монастырь через это прошел, и я несказанно рад, что этот период закончился. Теперь мы чувствуем себя единой духовной семьей.

Ну, еще добавлю: если монашествующий недоволен игуменом или чем-то в монастыре, для него существует такой вариант — взять на себя подвиг терпения и смирения и отнестись к этому как к своему монашескому кресту. Не все, к сожалению, справляются. (Здесь как на войне — не все герои, некоторые проявляют и слабость, и трусость. Что, впрочем, по-человечески можно понять.) Лично мое мнение: чтобы не смущать другую братию, не вносить разделение, человеку, не способному преодолеть серьезную духовную проблему, лучше уйти. У нас много монастырей, и пусть себе ищет такого руководителя, который бы соответствовал его запросам. Хотя правомерен вопрос: а найдет ли он идеальный монастырь, идеального руководителя? Опыт показывает, что у того, кто ушел, и в другом месте появляются поводы для недовольства. Это подтверждается многими примерами из Патерика. Вспомним один из них — широко известный. У монаха в монастыре было так много искушений, что он решил оставить обитель. Не успел он сандалии надеть, как увидел другого человека, который тоже надевал сандалии и спросил монаха: «Не из-за меня ли ты уходишь? Но я пойду впереди тебя, куда бы ты ни пошел». То был бес, искушавший его все это время.

— А как сложились судьбы насельников, оставивших монастырь преподобного Серафима Саровского в тот сложный «период турбулентности»?

— По-разному. Кто-то перешел на приход, кто-то — в соседнюю епархию, несет свое послушание при епархиальном управлении, при кафедральном соборе. (Я не говорю о монахах, которые сняли с себя обеты и вернулись к мирской жизни.) Но практически все, кто покинул обитель и несет послушание в других монастырях, храмах, церковных учреждениях, спустя годы сожалеют, что оставили наш монастырь. Это я точно знаю.

— В обители совершается суточный богослужебный круг. Насельники выполняют послушания на подсобном хозяйстве и в хлебопекарне, продукция которой продается не только в монастыре, но и в некоторых продуктовых лавках при храмах Владивостока, то есть востребована и островитянами, и горожанами. Про монастырскую пасеку с десятками ульев тоже доводилось слышать. А по поводу интереса к чтению что Вы можете сказать? Читающая в монастыре братия?

— Сказать, что братия запоем читает душеполезную литературу, я не могу. Но все-таки стараюсь подтягивать их в этом отношении. Несколько человек в нынешнем 2022 году закончили Центр подготовки церковных специалистов Владивостокской епархии, один заочно учится в Хабаровской духовной семинарии, двое будут поступать в семинарию и один — в Центр подготовки. Насельники обители учатся заочно, периодически ездят на какие-то лекции. Кроме того, мы еженедельно проводим занятия, которые у нас называются братским часом. Разные духовные темы на них обсуждаем и смотрим видеофильмы. Проблем с поиском тем для братского часа нет — очень многое братию интересует. Если говорить, к какой литературе они особенно тяготеют, то, по моим наблюдениям, самыми популярными у нас остаются книги, относящиеся к своеобразному жанру, который я для себя обозначил так: аскетический экшен.

— В переводе с английского экшен — значит действие.

— В этих произведениях аскетика соединяется с динамичным действием. Назову некоторые из них. Это «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу»; «В горах Кавказа» (Записки современного пустынножителя)» — книга о православном подвижничестве XX века, написанная монахом Меркурием (Поповым); дневниковые записи иеромонаха Симона Безкровного (монаха Симеона Афонского) под названием «Птицы Небесные, или странствия души в объятиях Бога». Еще в монастыре любят читать «Несвятые святые» архимандрита Тихона (Шевкунова), ныне митрополита Псковского и Порховского, и сборник воспоминаний духовных чад о выдающемся подвижнике прошлого века «Отец Арсений». Из святых отцов мы рекомендуем «Поучения» аввы Дорофея, «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника, труды святителя Игнатия (Брянчанинова). По нашим меркам библиотека у нас хорошая, благоустроенная, просторная. Войдешь туда и хочется остаться — что-то почитать, позаниматься, пообщаться.

— Отец Климент, ведь когда-то и для Вас неким компасом, показавшим путь к вере, стала книга из области духовно-назидательной литературы?

— Это были 90-е годы. Мне дали книгу под названием «Накануне исповеди». Автор — известный церковный писатель дореволюционного времени протоиерей Григорий Дьяченко. Сам я из семьи неверующей и до 24 лет о вере ничего не знал. Читая страницу за страницей, я испытывал в те минуты, часы настоящий шок. Как так — почему то, что является самым важным в нашей земной жизни, мимо меня прошло? Почему мне никто раньше об этом не говорил? А дал мне это репринтное издание Синодального периода… мой друг и однокурсник Илья Туренко, с которым мы вместе учились в институте в Нижнем Тагиле на художественно-графическом факультете. Илья раньше меня пришел к вере, потом и меня привел в храм. Впоследствии он принял священнический сан и сейчас служит вторым священником в Георгиевском храме подмосковного поселка Нахабино, настоятелем которого является известный православный блогер, миссионер иерей Павел Островский. У отца Илии десять детей.

Внутренний диалог относительно своего будущего

— Вот как Господь судил двум друзьям-однокурсникам найти каждому свой путь! Один избрал монашество, второй стал «белым священником», многодетным отцом. Но Вы, о чем сообщается в фильме «Уйти в монастырь», несколько раз отказывались надеть подрясник, потому что — процитирую: «Не было решимости такой конкретной, чтобы здесь остаться». А когда она появилась?

— Я помню, что, когда наш монастырь только формировался, постриги в нем совершались довольно быстро. Пожалуй, у многих монастырей в ту пору считалось нормой — человек приходил в обитель и через год его могли постричь в малую схиму. Хотя я уже тогда понимал (наверное, чутьем каким-то), что это скоропалительно. Два года я был трудником и год послушником. Придя в монастырь в 26 лет, к 29 годам я почувствовал, что уже достаточно проверил себя. И произошел такой взыскательный внутренний диалог с четкими вопросами и честными ответами самому себе: «Тебе хочется в мир?» — «Не сказать, чтобы хочется». — «Тебе хорошо в монастыре?» — «Да, хорошо». — «Ты можешь представить здесь свою жизнь через десять, пятнадцать, двадцать пять, тридцать лет?» — «Могу. Здесь есть чем заниматься. Я вижу свое реальное будущее». — «А в миру ты можешь его представить?» В миру, где остался клубок запутанных проблем, и непонятно было, с какого края к ним нужно приступать, я к тому моменту уже не мог свое будущее представить.... То есть было осознание того, что пора делать важные шаги в своей жизни — нельзя пребывать в инфантилизме, избегать ответственности. Ведь жизнь на то тебе и дается, чтобы ты принимал решения и реализовывал свою свободу. «...где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17). Просто кто-то до этого, скажем, может дорасти в 18 лет, кто-то — значительно позже. А кто-то, к прискорбию, и в 40 лет ничего не поймет.

Все постриги в монастыре совершал наш правящий архиерей владыка Вениамин (Пушкарь), ныне он на покое. Владыка любил постригать в монашество — приезжал, проводил с кандидатами собеседование. Не могу сказать, по каким признакам моя кандидатура вызвала у него сомнения. Приближался день пострига — облачение было пошито, все было готово — а у меня никакой ясности! Владыка приехал и, к счастью, совершил чин пострижения над всеми четырьмя послушниками, с каждым из которых он незадолго до этого беседовал. Итак, с 26 декабря 2004 года для меня началась в духовном смысле новая жизнь. К слову, наш постриг совпал с освящением восстановленного храма преподобного Серафима Саровского архиерейским чином.

— Отче, еще один Ваш друг юности, экс-барабанщик рок-группы «Овод», лидером которой Вы в молодости были, с большим сожалением сказал о Вас: «Я считаю, что он многое не сыграл». Те, кто выше всего ценил творческие искания, успех, людскую славу, совершенно не поняли, что Вы увидели другие горизонты. Посещает ли сердце печаль от того, что не все близкие люди осознали: впереди у каждого из нас — Вечность и к ней надо готовиться на земле?

— Конечно, посещает. Но раньше чувство печали было более острым, а теперь я на это более спокойно смотрю, так как понял: во всем нужно доверять Богу. Нельзя человека затолкать вилами в Царство Небесное, нельзя его в храм силой привести. Кто не знает пословицы «Невольник — не богомольник»? Хотя неофиты часто ее забывают и начинают всех своих родственников, друзей активно и очень навязчиво (порой даже деструктивно) тащить в храм. Это у многих вызывает отторжение. И у меня активность подобного рода была, что можно отнести к болезням роста, через которые многие неофиты проходят. Сейчас я стараюсь молиться за человека — с верой, что Промысл Божий приведет ко спасению каждого, кто мне дорог. На этом пути довелось переживать удивительные открытия, когда кто-то из друзей или из родственников, про кого я меньше всего мог подумать, что они придут в храм, станут воцерковляться — приходили, воцерковлялись. И напротив: тот, от кого я как раз-таки ждал, что вот он-то сейчас прочитает духовные книги и, конечно, все поймет, побежит в церковь — ан нет, так остался глух к евангельскому слову! По поводу своих друзей скажу: в итоге все они приняли мой выбор, и никто теперь не крутит пальцем у виска. То есть они пришли к пониманию, что каждый своим путем идет в этой жизни. Ну, может быть, еще и потому, что с возрастом мы становимся более терпимыми друг к другу, больше начинаем друг друга уважать. Это в юности все бывает жестко, откровенно, грубо. Оставшимся мирским друзьям я не навязываю свои ценности, но и они знают, за какие флажки им не нужно заходить. Присутствует какой-то духовный такт с их стороны. Такая же ситуация и с близкими родственниками.

— Которых, как Вы рассказывали в вышеназванном фильме, пришлось несколько лет утешать в письмах, а потом, когда Вы приехали домой, чтобы свидеться с ними, то к Вашей немалой радости они поняли, что Вы не «зомби»...

— Теперь у них присутствует, может быть, не чуждое тщеславия мирское чувство: «Вот он там реализовался! Он что-то там строит, он стал настоятелем». Но как бы там ни было, согревает душу мысль, что мои близкие рады за меня.

Самый многолюдный праздник в новой святыне Дальневосточной земли

— Батюшка, давайте рассказ о строительстве в монастыре и ведении подсобного хозяйства, о пасеке и опытном монахе-пасечнике, а также о Вашем ответственном послушании благочинного монастырей Владивостокской епархии оставим для следующей нашей беседы. Сейчас же хочется услышать, как в обители проходит празднование в честь обретения мощей и канонизации преподобного Серафима Саровского. При этом на братию ложится серьезная нагрузка. Выдерживают?

— Праздник 1 августа у нас давно стал самым посещаемым днем в году. Прихожан, паломников — гостей в целом бывает больше, чем на Пасху или на Рождество Христово. Приезжают люди со всей Владивостокской епархии — из других храмов края. По сравнению с центральной частью России процент верующих у нас небольшой, поэтому почти каждого если не по имени знаешь, то в лицо. Традиционно праздничную службу совершает правящий архиерей. Раньше это был митрополит Вениамин, теперь — митрополит Владивостокский и Приморский Владимир. Иногда совершается соборное архиерейское богослужение — приезжает несколько архиереев нашей митрополии. Безусловно, на братию ложится громадная нагрузка, но мы понимаем, насколько этот день важен для всех верующих. К тому же время года благоприятное, погода располагает — можно приехать на остров Русский, соборно помолиться в этот особо почитаемый нашим народом праздник. По меркам московским 400-500-600 человек на праздничной службе — не так уж много, но для нас это огромная цифра, потому что на воскресной Литургии в монастыре обычно бывает 50-60 человек, на Пасху — порядка 120-140 человек. После службы мы всех стараемся накормить. Есть одна фирма, с которой мы давно сотрудничаем: согласовываем с ней меню, и нам привозят на праздничную трапезу готовое питание. Кормим людей и на улице, и в трапезной. Потом, конечно, у братии наступает усталость, но это приятная усталость. Хотя не стану кривить душой и говорить, что все всегда проходило без сучка и задоринки. В определенной степени «наплыв» людей становится стихийным бедствием для монастыря, а в последующие дни братии приходится возвращаться к обычной монастырской жизни, которой свойственна статичность, даже монотонность. Бывает, что брат не выдерживает физически или психологически: может сорваться, хлопнуть дверью. К сожалению, такое случается — и именно на праздники. Но если брать в целом, отбросив некоторые нюансы, то духовный подъем в этот день ощущают все.

***

Когда в конце 20-х годов прошлого века «официальные» грабители стали вывозить церковное имущество из островного храма преподобного Серафима Саровского, один только иконостас занял четыре подводы. Когда в начале XXI века сколько-то человек пришли сюда восстанавливать церковь с высокой целью основать на этом святом месте монастырь, то поначалу первопроходцам пришлось жить, как уже говорилось, непосредственно в храме, от которого остались лишь стены и покрытые давнишней краской ржавые колонны. Сегодня храм восстановлен. А иконы... В монастырском иконостасе половина икон написана самим отцом Климентом — или с участием других иконописцев. По признанию настоятеля, два его давних мирских увлечения, два образования — музыкальное и художественное — очень здесь пригодились. Первое его послушание в монастыре было клиросное. Потом по благословению и иконы стал писать.

...Нельзя не вспомнить и о том важном обстоятельстве, что престольный праздник в нынешнем году в сознании братии связан со следующей датой: 1 августа 2002 года здесь, в старом алтаре, на месте прежнего престола, была совершена первая Божественная литургия после эпохи атеизма в России. Ровно двадцать лет прошло!

Беседовала Нина Ставицкая

Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru

Все материалы с ключевыми словами