В августе 2019 года 70-летний юбилей отметит митрополит Воронежский и Лискинский Сергий. В преддверии дня памяти преподобного Сергия, игумена Радонежского, небесного покровителя Его Высокопреосвященства, владыка Сергий ответил на вопросы «Монастырского вестника» о своем пути в Церкви, как в митрополии складываются взаимоотношения архиерея с насельниками монастырей, рассказал об особенностях монашеской жизни XXI столетия и о том, чему современным инокам стоит учиться у своих предшественников.
— Владыка, вы стали монахом в советские годы. Скажите, чем, на Ваш взгляд, люди, которые в богоборческий период жизни нашей страны выбирали иноческий путь, отличаются от тех, кто приходит в монастыри сегодня?
— Мне трудно говорить о людях, которые сегодня выбирают иноческий путь… Я человек своего времени и, как мне кажется, знаю его лучше, хотя бы потому, что прожил это время. В советские годы те, кто связывал себя с монашеством, были готовы понести исповеднический крест, потому что без этой готовности невозможно было быть христианином. И это был их осознанный выбор. Среди особенностей того времени можно назвать еще и ту, что верующие люди чувствовали, что атеистическое общество их не принимает, но у них не было озлобленности против него, как не было и желания поучать священноначалие или простых священников. Мы не пытались лезть со своим еще очень малым опытом в рассуждения о тех вещах, в которых плохо разбирались. Люди, которые выбирали монашеский путь или путь приходского священника, понимали, что идут на крест, и ничего хорошего, с точки зрения светского человека, для себя ожидать не могли. Возможно, поэтому они были более чисты в своих помыслах.
Я верю, что и сегодня молодые люди, избирающие «благую часть», имеют побудительной причиной желание заботиться о душе и свидетельствовать свою любовь к Богу и человеку. Однако все чаще приходится сталкиваться со светским подходом к духовной жизни. В годы, когда Церковь была гонимой, невозможно было даже представить себе, чтобы молодой человек или девушка, прожив несколько лет в монастыре послушником или послушницей, описали бы в прессе свое негативное понимание монашества. Сейчас это, к сожалению, довольно часто происходит. Люди, стремясь приобрести известность, отказываются видеть доброе начало в иноческой жизни и транслируют вовне собственное, греховное, я бы сказал, восприятие происходящего. Но монашеская жизнь может сложиться только в том случае, если человек, приходя в монастырь, принимает традицию, которая укоренилась в этой общине, и искренне старается войти в нее. Если же он приходит, чтобы сказать: «Вы, ребята, не так живете, и нужно все делать так, как это было заведено у нас на работе», то ничего у него не получится. Для монашеской жизни требуется растворение, другого слова я просто не могу подобрать, собственной личности в подвиге общины, где вы собираетесь подвизаться. Если же, начиная свой духовный путь, человек считает, что превосходит игумена, благочинного или братию потому лишь, что лучше образован или сделал хорошую карьеру в миру, то он совершает ошибку. Но так, к сожалению, происходит все чаще, и в этом главное отличие дня сегодняшнего. Вместо того чтобы задуматься, имеет ли он тот опыт, который необходим для жизни в монастыре, и со смирением попытаться научиться духовности, человек начинает давать советы игумену или игумении.
В советские годы в монастыри приходили люди, имевшие ученые степени и звания, сказавшие свое слово в науке, но они буквально растворялись в атмосфере братской жизни. Их невозможно было отличить от простецов, которые, может быть, не получили образования, но приобрели огромный духовной опыт.
Святейший Патриарх Алексий (Симанский) был блестяще образован, при этом был замечательным монахом и очень любил общение с простыми иноками. Приезжая в лавру, он подолгу жил в монастыре, общался с братией. Люди, знавшие Святейшего, рассказывали, что иноки катали его на колясочке, подавали ему обед, и он вел себя с братией как простой монах. Такие примеры очень важны для нас. Современному монашеству есть чему учиться у предшественников. В советские годы действовали те немногие монастыри, где монахи были наследниками дореволюционной школы. Тогда еще были живы старцы. Я застал их, будучи юношей, и могу сказать, что они пользовались огромным уважением, общение с ними обогащало, и это был живой опыт Церкви, которым они готовы были делиться.
— Владыка, почему Вы решили стать монахом, и кто повлиял на Ваш выбор жизненного пути? У кого Вы учились монашеству?
— На вопрос, почему человек становится монахом, довольно трудно ответить. У меня никогда не было неприятия монашества, хотя бы потому, что я родился под стенами Свято-Троицкой Сергиевой лавры — в десяти километрах от нее. Воспитывался в Ильинском храме, куда родители часто приводили меня. Мне все нравилось в церковной жизни, несмотря на то, что это было трудное время. С годами я стал в лавре «своим» человеком. Ко мне хорошо относились и монахи, и преподаватели духовной академии. Я часто оставался в монастыре в ночь с субботы на воскресенье. Помню, что снаружи дежурила милиция, и ребятишек вылавливали представители власти — лишний раз носу нельзя было высунуть из трапезной. С детской любознательностью я наблюдал школу монашества во всех ее проявлениях, и когда учился в шестом классе, решил, что стану священником. Позже поступил в семинарию.
Моим духовником в детстве и юности был отец Тихон (Агриков), который никогда меня не подталкивал к монашеству. И лишь когда я написал ему, что у меня не сложились отношения с девушкой, отец Тихон ответил мне: «Тебе быть монахом. Хорошо подумай об этом». Эти слова как волю Божию принял и владыка Филарет, позже митрополит Минский и Слуцкий, а тогда — ректор духовной семинарии, у которого я был иподиаконом в годы учебы в семинарии. Владыка был моим духовным наставником, и я многое почерпнул от него. Он сказал, что после такого ответа рассуждать больше не о чем. Решение было принято. Утром подал прошение о монашестве, а примерно в три часа владыка ректор привез из Патриархии благословение Святейшего Патриарха Пимена на пострижение в монашество.
Как монах и священник я сформировался не в России. После окончания Московской духовной академии я некоторое время исполнял послушание референта в Отделе внешних церковных связей, а потом был направлен в Прагу, где представлял Русскую Православную Церковь при Христианской мирной конференции. Митрополит Чешских земель и Словакии Дорофей, Царство ему Небесное, очень много дал мне. Владыка, может быть, не обладал светским лоском и не блистал образованием, но имел огромный жизненный опыт, многое знал, понимал и был очень мудрым и духовным человеком. Я с удовольствием общался с ним и всегда был рад сослужить ему. С ним было интересно беседовать, и, слава Богу, он терпел меня.
Затем я шесть лет нес послушание в Швейцарии, уже будучи епископом. Женева, где я учился у своих прихожан-эмигрантов, стала для меня хорошей школой, за которую благодарен Богу. В те годы приход Зарубежной Церкви по политическим причинам не общался с нами, но священник тайно приходил ко мне, и мы общались, можно сказать, нелегально. Возглавлявший кафедру архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний (Бартошевич) был строгим и страшно не любил приезжавших из Советского Союза. С ним было довольно трудно находить общий язык и нам, и нашим прихожанам. Многие из них имели дворянские титулы, хорошо знали церковную жизнь дореволюционной России, и для меня общение с ними было своего рода знакомством с другим миром и одновременно хорошим поводом для смирения. Когда секретарь куда-то уезжал, я сам готовил им чай, развозил их по домам, они капризничали, чего-то от меня требовали, делали мне замечания, в общем, держали меня в тонусе.
— У современных людей есть определенное представление о монашестве; принято считать, что путь монаха связан с удалением от мира, уединением. В наше время монастыри ведут большую социальную, просветительскую, хозяйственную деятельность. Сан архипастыря также неизбежно предполагает исполнение разного рода должностных обязанностей, деловое общение, плотный рабочий график… Владыка, как монашество сочетается с необходимостью постоянной деловой активности?
— Если мы посмотрим на историю возникновения монашества, то увидим, что общежительные монастыри начали создаваться в IV веке. Анахоретство, или отшельничество, каким бы ни казалось привлекательным, — все же путь избранных. Да, на какое-то время для внутренней работы или поста человек уходит в пустыню, как это делали преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский и другие святые, но потом он должен вернуться. Из житийной литературы мы знаем, что люди высокой духовной жизни возвращались из затвора, чтобы делиться приобретенным опытом. Но и приобретая его, они нуждались в совете и наставлении. Им было необходимо проверять, те ли мысли их посещают, тот ли настрой они имеют… Общежительные монастыри возникали не потому, что людям становилось скучно в одиночестве, а потому что духовная жизнь предполагает как внутренний контроль, так и контроль внешний. Игумен как глава монашеской общины несет ответственность, прежде всего, за духовное состояние монашествующих. Чтобы не уклониться с правильного пути, не впасть в прелесть, избежать соблазна, инокам необходимо руководствоваться общими правилами духовной жизни. Общежительный монастырь тем и силен, что человек становится созидающим для своей общины. Это трудная жизнь, трудный опыт, но они нужны, чтобы мы могли совершенствоваться.
Но монастырь — это отнюдь не закрытое сообщество. Смысл монашества не в том, чтобы затвориться от мира, наоборот, через внутреннее делание монах проявляет свою любовь к миру, обогащает его. Именно поэтому просветительская и благотворительная деятельность монастырей есть не что иное, как естественное отражение того, насколько правильно живет монашеская община. Таков закон. С другой стороны, если внешняя деятельность монастыря выходит на первый план и монахи забывают, что, прежде всего, должны заниматься стяжанием духа мира, духа любви, духа молитвы, духа поста, духа послушания, тогда мы рискуем стать обыкновенными клерками, которые никогда ничего не успевают и лишь разрушают свой внутренний мир суетой. Забота о внутреннем мире важна для каждого человека, но для монашествующих она, безусловно, является основным деланием.
Если говорить о моей жизни, то в ней нет ничего уникального. Действительно, практически сразу после пострига я начал исполнять возложенные на меня Церковью послушания, в связи с чем не приобрел опыта монашеской жизни в монастыре. Но я старался работать над собой, не отрываться от братии и не оставлять своего послушания. Я находился в условиях, где было мало православия и много соблазнов, где лишь внутреннее делание давало возможность не расслабляться: можешь пойти, но не идешь, можешь искуситься, но одергиваешь себя, хочешь дать себе послабление, но стараешься всегда помнить, к чему это приведет...
Когда я вернулся на Родину, слезно упросив Святейшего Патриарха Алексия II благословить меня быть в своей стране в период слома формации, мне было поручено создавать Синодальный отдел по церковной благотворительности. И почти двадцать лет я руководил жизнью отдела, который был создан с нуля, без копейки денег, без квадратного метра церковной площади. Слава Богу, нашлись добрые помощники, и все получилось замечательно, в том числе и благодаря гуманитарной помощи, которую мы получали, и опыту, который был приобретен к этому времени. Если внимательно относиться к себе и своей жизни, то на любом месте можно многому научиться. Так же, впрочем, как и пребывая в уединении, можно безвозвратно упустить драгоценное время, если расслабиться.
— Часто ли Вам приходится встречаться с монашествующими Воронежской митрополии? О чем насельники монастырей спрашивают своего архиерея? Что волнует сегодня монахов?
— Когда приезжаю служить в монастыри, на трапезе после богослужения, куда насельники не приглашают посторонних, всегда стараюсь ответить на их вопросы. Я прошу братию или сестер не стесняться, так как, на мой взгляд, не бывает неважных вопросов. Сначала они с осторожностью вступали в беседу, а сейчас мы открыто и доверительно обсуждаем все, что их волнует, затрагиваем самые разные темы. Кто-то задает глубокие богословские или литургические вопросы, касающиеся монашеской жизни, кто-то просит разъяснить тот или иной момент из житийной литературы. Говорим о современных проблемах монастырей, послушании и посте, монашеских искушениях, которые чаще всего возникают после общения с близкими по мобильной связи. Телефоны — это очень серьезное искушение для монахов нашего времени. Во время бесед с насельниками монастырей я каждый раз прошу их предоставить возможность друзьям и родственникам заниматься своими делами самостоятельно. Пусть лучше они приедут в монастырь и попросят совета у духовного лица. Если у монаха не хватает собственного опыта, чтобы что-то объяснить своим родным, можно попросить игумена или игумению побеседовать с ними. Иноки порой начинают учить жизни своих близких, имея совершенно другой опыт и не понимая того, что их совет может быть неуместен. Но самое главное здесь то, что если мы не сможем выпустить из себя оставленный нами мир, то не сможем и стать монахами. Мы должны понять, что монастырь — это и есть семья монаха, и мы призваны соответствовать ангельскому образу. В противном случае мы ничего не приобретем, и у нас не останется ничего, кроме воспоминаний о прошлой жизни.
Известны случаи, когда иноки покидали монастыри и создавали семьи. И ведь это происходило с теми, кто искренне стремился к монашеству, но потом замкнулся, перестал пускать кого бы то ни было в свою жизнь, а, имея такое подспорье, как телефон, советовался на стороне, и в конце концов оставлял монашество. Это, я считаю, страшное явление, потому что человек так и не начал жить по-монашески. Возможно, у него были какие-то фантазии о том, что монастырь — это некое идеальное место для ангелов, которые будут носить его на руках, а попав в общину, он увидел, что у людей здесь тоже есть недостатки, что в монастыре, как и в семье, необходимо приобретать любовь и уважение к ближним, преодолевать свои немощи... Вот такие мы обсуждаем вопросы.
— Монастыри, как раньше, так и теперь, привлекают многочисленных прихожан и паломников. Вот только желающих поступать в обители, как мы слышим на монашеских конференциях, становится все меньше. Как Вы думаете, в чем причина снижения числа послушников в монастырях?
— В начале нашей беседы мы уже говорили о людях, которые прошли советскую школу. Многие из них хотели быть верующими, их тянуло в Церковь, но они боялись потерять работу или общественное признание. В начале же 90-х годов общество вдруг стало смотреть на Церковь другими глазами. Те, у кого было желание жертвенного служения, хотели лично участвовать в возрождении духовной жизни. В Алексеево-Акатовом монастыре Воронежа, например, живут старенькие монахини, которые своими руками восстанавливали обитель. Они окружены теперь особой любовью и заботой, потому что сестры помнят их жертвенность.
В наши дни в монастыри приходят люди другого поколения. Принято считать, что в мире изменения нравственной сферы произошли в 1960-х годах. У нас это случилось несколько позже. На моей памяти, начиная с 70-х годов прошлого столетия, в семьях появилась нездоровая практика лишать ребенка самостоятельности. Человек переставал быть целеустремленным, потому что знал, что мать с отцом не доедят, не допьют, но отдадут ему последнюю копейку. Удивительно, что это происходило и в священнических семьях.
Церковь вообще наполняют те же люди, которые живут в обществе. В семинарии поступают ребята, которые призваны стать хорошими священниками, но и их воспитывает наше общество. Отличительной чертой нового поколения я бы назвал отсутствие потребности брать на себя ответственность. Не желая созидать, люди полюбили задавать вопросы, почему все происходит не так, как должно происходить по их представлению. Порой даже от архиерея можно услышать вопрос, почему не дорабатывает священноначалие. В таких случаях хочется ответить: так это тебя надо об этом спрашивать, ты ведь тоже священноначалие. Я бы сказал, что это проблема нашего времени. Если бы каждый человек был готов нести ответственность за тот участок жизни, на котором он находится, то, наверное, и желающих монашества было бы больше, и мы многое смогли бы изменить к лучшему в жизни Церкви, монастырей и своей собственной.
— Может ли взрослый человек воспитать в себе чувство ответственности?
— Конечно. Если человек перестает работать над собой, он умирает. Сначала умирает нравственно, а потом и физически. Но если он готов сказать: «Я родил ребенка и готов нести за него ответственность», или «Я пришел в монастырь и готов нести ответственность за свое послушание», то постепенно с Божией помощью, все у него получится.
— Ваше Высокопреосвященство, еще одним послушанием является для Вас членство в Межсоборном присутствии Русской Православной Церкви. В Комиссии по церковному просвещению и диаконии Вы возглавляете группу, которая работает над документом, посвященным пастырской работе с душевнобольными. Расскажите немного об этом документе, пожалуйста. Почему возникла необходимость в его создании? Будет ли он полезен для насельников монастырей? Что церковным людям важно знать о помощи душевнобольным?
— Этот документ необходим уже потому, что не только в России, но и во всем мире светское общество стремится вывести заботу о душевнобольных из зоны ответственности Церкви. Я не знаю, чем это вызвано, но врачи-психиатры из числа верующих отмечают, что официальная медицина, например, отказывается признавать бесоодержимость у пациентов. Хотя всем вроде бы очевидно, что если психическое расстройство можно вылечить лекарственными препаратами, то таблеток от духовных недугов не существует.
Число психически больных людей растет, как растет и число страдающих бесоодержимостью, но это разные проблемы, и способы помощи страждущим тоже различны. Задача Церкви заключается в том, чтобы разъяснить как священникам, так и прихожанам, что не нужно бояться ни психически больных, ни бесоодержимых. Священники несут пастырскую ответственность за этих людей в той же степени, что и за здоровых. Люди с душевными расстройствами так же, как и все остальные, нуждаются в церковных Таинствах, они хотят, чтобы и в периоды обострений священник окормлял их, приходил к ним в больницу, потому что, как бы болен ни был человек, в определенной степени он может себя контролировать и не должен быть исключен из жизни, в том числе и духовной.
Мы не собираемся посягать на права больного получать медицинскую помощь, но никто не должен отнимать у человека и его права на духовную жизнь. Пастырская помощь необходима пациенту с расстройствами в душевной сфере. Однако это оказалось непросто донести до сознания медиков, особенно тех, кто трудится на российской периферии. Нам еще предстоит провести большую работу, чтобы врачи восприняли священнослужителей как своих помощников. Проблема взаимодействия Церкви и медицины давно требует своего решения. После распада Советского Союза, в котором отношение атеистического общества к Церкви было негативным, решение этой проблемы так и не было найдено, и мы пока еще только ищем пути сближения.
С другой стороны, не секрет и то, что люди, которые имеют недуги в духовной и душевной сферах, часто находят утешение в Церкви. Об этом даже в советское время знали специалисты. В Свято-Успенском Вышинском монастыре Рязанской области, где был погребен святитель Феофан Затворник, находился реабилитационный центр для психически больных людей. Я приезжал туда в паломничество, когда был студентом, и поэтому знаю, что еще в 70-е годы прошлого века больным включали духовную музыку через громкоговорители. Тогда это были виниловые пластинки с записью хоровой капеллы под управлением Юрлова. Конечно, этот «метод» применялся неофициально, просто врачи знали, что церковные песнопения успокаивают больных, и пользовались этим.
Человек с больной душой тянется в храм, ему хорошо в монастырских стенах. Но бывало и такое, что, уже став послушником в монастыре, он обнаруживал заболевание. Так вот, если у поступившего в монастырь человека такая болезнь проявилась через какое-то время, она не должна пугать ни членов монашеской общины, ни священноначалие. Необходимо просто научиться правильному отношению к больному.
В документе «Пастырское попечение Русской Православной Церкви о психически больных» члены рабочей группы профильной комиссии Межсоборного присутствия стараются предложить решение этой и других проблем. Мы также будем рекомендовать нашим духовным школам выделить часы для того, чтобы ознакомить с этой стороной жизни будущих священнослужителей и насельников монастырей. Пастыри должны научиться адекватно воспринимать таких больных. В противном случае мы рискуем снова столкнуться с отношением к психиатрии, характерным для советского периода, при котором медицина изымает этих людей из социума, а священникам говорит: «Вы нам не нужны, так как ничем не можете помочь». В Европе сейчас происходит именно это. Но там хотя бы есть органы опеки, которые обеспечивают больных возможностью встречаться со священнослужителями. Государство же стремится совсем освободить больных от влияния духовенства. С моей точки зрения, это нездоровая духовная практика, потому что нельзя лишать людей права на религиозную жизнь. Наш документ затрагивает весь комплекс этих проблем. Надеюсь, он будет полезен как Церкви, так и медицинскому сообществу.
— Что бы Вы пожелали людям, которые сегодня стремятся к монашеской жизни?
— Прежде всего я бы пожелал всем хорошо подумать, выбирая иноческий путь. Если же этот этап уже пройден, то призвал бы потрудиться над воспитанием в себе решимости. Дерзайте! Если мы будем нерешительными, то не сможем сделать ни одного шага на нашем пути. Здесь, как и в семейной жизни, для начала надо решиться сказать о своих чувствах избраннице или избраннику, чтобы получить ответ, а потом начать со всей ответственностью созидать свой дом, в нашем случае монастырь, и свой внутренний мир.
Становясь монахами, мы должны понимать, что сначала мы делаем этот решительный шаг, а потом должны потрудиться. Не надо думать, что, попав в монастырь, мы, подобно пассажиру на корабле, поплывем туда, куда нас повезут. На этом корабле нужно быть юнгой, матросом, потом, может быть, капитаном, но всегда — активным членом экипажа, готовым разделить ответственность за происходящее. Все это возможно только через внутреннюю работу, молитву, послушание, пост...
И никогда не думайте о карьерном росте. Если вы будете правильно исполнять все, что положено исполнять монаху, Господь Сам даст вам все необходимое. А начав бегать за чинами и званиями, только измучаете себя и окружающих, а в результате ничего не добьетесь. Это закон жизни.
Еще пожелал бы никогда не забывать Божию заповедь: что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19:6). Она в равной степени дана семейным людям и инокам, принимающим монашеские обеты. Возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9:62). Но не только для Царствия Небесного, а и для земной жизни тоже. Поэтому, не оглядываясь, идите вперед и только вперед. Если остановитесь, начнете озираться по сторонам, враг моментально найдет возможность лишить вас жизненных сил.
Беседовала Екатерина Орлова
Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru
