Интервью митрополита Архангельского и Холмогорского Даниила порталу Православие.ru.
— Владыка, сегодня многие православные чувствуют потребность вмешаться в то, что происходит вокруг. Но как мы должны это делать в первую очередь? Молитвенно или при помощи общественных высказываний?
— И то, и другое. Мы должны и молиться, и высказываться, когда это касается нашей веры, жизнедеятельности, воспитания будущего поколения. Когда это касается нравственности нашего народа. Сейчас нам все-таки доступны средства массовой информации, — тот же Интернет. И, конечно же, мы должны показывать свою активность.
Потому что часто складывается такое впечатление, что Интернет заняли люди, которые закончили классов шесть, не больше, ничему не научились, бросили школу, но зато стали жить на форумах и в интернет-СМИ. Но если человек всех подряд хулит, то мне неинтересно, что он пишет, потому что не Бог живет в его душе, а другая сущность. Есть оптимисты, есть пессимисты, а есть еще нытики-хулители. Они и веру хулят, и Священноначалие, и всю нашу страну — у них все плохо. Начитаться такого, и действительно жить не захочется.
Конечно, христианин говорит о проблемах, — но он говорит все-таки с надеждой на изменения. Наши высказывания отличаются от высказываний людей неверующих. Допустим, и они, и мы видим некую безысходность. Но у нас есть надежда, что нам может помочь Господь, если мы Его будем просить, будем к Нему обращаться. А неверующим людям обращаться не к кому.
Считается, что во многих вопросах мы прошли точку возврата, и невозможно России выйти из тупика. И со светской точки зрения это так и есть, потому что своими силами спастись невозможно.
Помните место в Священном Писании, как ужаснулись апостолы, когда Господь сказал: «трудно богатому войти в Царство Небесное»? А в другом месте мы читаем: «как трудно надеющемуся на богатство войти в Царствие Небесное».
И вот что тут очень важно понимать: в ветхозаветные времена считали, что если у тебя всего много, если Господь дает вся благая, то значит, ты Ему угодил. И вдруг оказывается, что богатым людям, вроде бы угодившим Богу, трудно войти в Царствие Небесное. И, конечно же, апостолы задают вопрос: кто же тогда может спастись?!
И Господь отвечает: человекам — невозможно. Своими силами это невозможно. А с Богом возможно всё.
Поэтому христианин — всегда оптимист. Всегда. Потому, что он знает, что над нами Господь.
Но все, что мы делаем на этой земле, мы должны делать с миром. Как наши священномученики на архангельской земле, где я сейчас проживаю: их убивали, а они мирно уходили... не рвались в последний момент задушить своего мучителя…
Это касается и наших высказываний — не так, чтобы пена шла от злости, а очень четко аргументированно, красиво и достойно мы должны обозначать свою позицию. А обозначать ее надо.
— Владыка, как можно помочь людям прийти в Церковь? А тем, кто приходит, чтобы «поставить свечку», помочь сделать следующий шаг?
— Моя сестра, участковый врач, рассказывала мне о том, какие у них нормативы на одного человека. Ни в одной стране таких нет: 15 минут отводится на пациента. За это время нужно бабушку, пришедшую на прием, выслушать, поставить ей диагноз, выписать рецепт, и чтобы она еще успела выйти из кабинета. А она только усядется, сосредоточится, свой костылик поставит — уже 15 минут прошло.
Так происходит из-за того, что у нас катастрофически не хватает врачей. И потому у нас не очень здоровое население.
А в религиозном плане ситуация намного хуже: на такое количество верующих катастрофически не хватает духовенства.
И конечно, хочется такого отношения со стороны священнослужителей, которое было и есть на замечательном острове Сахалине (с ноября 2001 по декабрь 2010 владыка был епископом Южно-Сахалинским и Курильским — ред.). Там общинки маленькие. И те прихожане, что переехали с острова на материк, говорят: «В этих больших городах мы чувствуем себя в храмах очень неуютно. Вроде и храмы старые, и иконостасы дореволюционные, но людей слишком много — нет возможности с батюшкой поговорить».
А священник как врач. Вот он пришел, отслужил молебен, а ведь этого мало, нужно еще, чтобы он сел и часочек посидел, попил чайку, пообщался, побеседовал. Вот что людям нужно.
Богослужения есть, а не хватает священнослужителей, чтобы просто поговорить по душам. А ведь часто одной такой беседы достаточно для того, чтобы человек пришел в храм.
И очень хорошо общаться с людьми не на церковной площадке. Вот те, кто уже пришел в храм — с ними легче. Куда тяжелее с теми, кто еще не пришел. Но то, что они не пришли, вовсе не означает, что они против Церкви. Встречаешься где-то с людьми, поговоришь с ними немного, глядишь, а они уже начинают расспрашивать: «А когда вы служите? А можно к вам прийти?» И завязываются контакты.
А так и должно быть: за человеческую душу нужно просто биться, воевать. За каждую душу.
Значит, больше должно быть священников, чтобы они могли свободно общаться с паствой. У нас сейчас нехватка священнослужителей, активных мирян, миссионеров. Очень их не хватает.
— Но как же можно со священниками пообщаться вне церковной площадки? Где именно?
— А очень просто. Если священнослужитель ходит по улицам в своей одежде — подряснике, а не в «гражданском» — то он привлекает к себе внимание людей.
Ты идешь по улице, летишь в самолете, едешь в поезде, на общественном транспорте, заправляешь машину — люди видят тебя, подходят, начинают задавать вопросы. Завязывается разговор. Происходит встреча. У нас любят говорить «случайно», а на самом деле ничего случайного в жизни не бывает.
Я помню, как пришел из армии в отпуск, мне полгода оставалось служить, я тогда предположить не мог, что буду поступать в семинарию, никогда у меня этого и в мыслях не было, а мама и говорит: «Знаешь, я тут с одним замечательным батюшкой познакомилась, рассказала ему про тебя, он ждет в гости. Пойдем к нему!» «Как, так просто возьмем и пойдем?» «Да, вот так просто и пойдем».
То есть мы встретились не в храме. Это был дом священнослужителя — так произошла моя Встреча. Посидели, поговорили. Он чай сделал, угостил. Не помню, сколько я у него пробыл, — долго. Очень много я отнял у него времени, только потом это понял, но он мне этого не показал. Я захотел быть похожим на этого человека.
Вот как, знаете, один из наших священномучеников, будущий митрополит Нестор (Анисимов), встретился с Иоанном Кронштадтским. Встретил, упросил помолиться за свою болящую маму, Иоанн Кронштадтский пришел к ним, исцелил мать, и с этого момента ребенок захотел быть священнослужителем. Потом он стал священником, епископом, митрополитом. И принял мученический венец. И эта встреча с Иоанном Кронштадтским тоже произошла не в храме, а в доме.
Так что у нас весь мир — миссионерская площадка.
— Сегодня в обществе любят осуждать священников. Что бы Вы посоветовали нам отвечать, когда мы слышим такие речи?
— Бывает так, что у человека, высказывавшегося весьма недружелюбно, меняется реакция, когда ты ему ответишь с миром. На моем опыте таких случаев было немало.
Когда я исполнял послушание на Сахалине, была там одна женщина, занимавшая довольно высокий пост, которая постоянно отпускала неприятные реплики, колкости, издевочки. Но я понимал, что это некая защитная реакция, она пыталась как-то оправдаться, почему она не в Церкви. До того момента она не приходила в храм Божий. Почему? Да потому что массу недостатков она у нас находила.
Но мы же живые люди. Живое общество. Церковь это общество людей, которые болеют такими же болезнями, что и все остальные. Если грипп идет, то он косит всех подряд. Но если мы увидели, что врач сморкается и пьет таблетки, разве мы говорим «о-о-о-о! да он сам больной, я к нему не пойду»? Конечно же, нет.
Примерно так я и объяснил ей ситуацию. А чего, говорю, вы удивляетесь? Вы Евангелие откройте, вы увидите, что даже из Двенадцати апостолов один был Иудой.
И даже Петр — святой! — в самый ответственный момент отвернулся от своего Учителя. Предал Его.
Ведь не каждый готов простить такое. Вот муж предает жену. Или жена предает мужа. И часто из-за этого распадаются семьи: «Ты меня предал, изменил, и об этом все узнали?! Всё, нет тебе прощения!»
А Петр публично отрекся, и Господь его простил! И не так простил, чтобы сказать: «ну, ладно, иди с Богом, я тебя видеть не хочу», — а восстановил в апостольском достоинстве. Он ему все вернул. Когда читаешь это место, поражаешься. А про разбойника на кресте…
Думаешь, да сколько же людей молили Бога: Господи, да порази Ты этого ужасного человека! Это чудовище! Ведь он людей убивает, лишает детей отцов, лишает их матерей, куска хлеба! Этот человек весь в крови людской! А Бог не слышит! А этот злодей все преуспевает! Кто-то ведь, может, даже и отвернулся от Бога, сказав: «Я больше не буду к Тебе, Господи, обращаться, Ты несправедлив в этой жизни». А у Бога Свои планы. И Он вел разбойника до Креста, чтобы человек встретился с Богом.
И вот эта встреча-то, она ведь тоже состоялась не в церкви, а на месте казни. И совсем немного времени хватило для того, чтобы злодей, черствый, с сожженной совестью человек, вдруг переменился. И поддержал Христа именно в тот момент, когда рядом с Ним никого не было, — поддержал публично, словом.
Жены-мироносицы стояли внизу, их не слышно. И тут разбойник со своего креста, как с трибуны, провозгласил, что Этот Человек ни одного зла не сотворил. «Мы с тобой достойно по делам нашим приемлем, Он же ни единого зла сотворил», — разбойник публично признал, что среди нас, злодеев, есть один безгрешный Человек.
И когда он признал себя грешным, а Христа безгрешным, то у него полностью открылось сердце. Благодать коснулась его, и он назвал Христа Богом при всех «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». Что же может быть выше этого?
Мы часто не знаем, почему Господь нас не слышит. Мы говорим — Господи, вот этого порази, того порази! Иоанн Кронштадтский — мы читаем его «Дневники», — как он просил: «Господи, да порази же Ты этого! Он столько зла творит стране!» Иоанн Кронштадтский был горячим. А Господь терпел. Должно быть долготерпение.
Но долготерпение у народа часто ассоциируется с бездеятельностью. Люди, как сказал один архиепископ, часто доброту воспринимают как слабость, а долготерпение как бездействие.
Долготерпение — это когда человек молится за другого, пытается что-то исправить, но не пересекает границы, за которой начинается личное осуждение и неприязнь. И тем более не выливает это на другого, потому что это не встряхнет человека и не вразумит его. Не исправит.
— Владыка, вот Вы говорили о важности встречи со священником для человека, находящегося вне Церкви. А ведь есть места, где такая встреча невозможна — например, в глухих деревнях, где на сто километров ни одного храма, зато три раза в неделю приезжает автолавка и привозит водку «с доставкой на дом». И страшно пьют в таких деревнях.
— Там, где есть храмы, еще идет какая-то борьба: кто-то пьет, а кто-то нет, кто-то меньше, а кто-то пьет, но потом сокрушается…Там, где в селе есть храм, люди прибиваются к нему, и начинается жизнь. А там, где вообще храмов нет, царит полная безнадега: у людей нет сил бороться с грехом — вот что я заметил по Северу.
Я думал об этом. Должны быть миссионерские выезды, группы активных мирян. Священнослужители всего объять не могут. К примеру, группа из нескольких человек, включая священнослужителя и врача, — ведь и душа, и тело страдают, — отправляется по деревням, беседуют, помогают людям.
Можно и, считаю, нужно, сделать это с помощью государства: это проект уже не церковный, масштаб слишком велик, — он должен быть совместным.
— А что вы можете сказать про проект «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера»?
— Очень хороший проект. Мы часто живем около красоты и ее не видим. И вдруг приезжают в деревню люди и говорят жителям: «Да у вас тут такая жемчужина! Здесь же ваши отцы молились, деды, прадеды!» И люди начинают проникаться. Помогают возрождать храм. Включаются в это. И там, где включаются, жизнь налаживается, становится лучше.
Ведь в Церкви есть все необходимое для того, чтобы человек исцелил свою душу. Когда идет война, противника нужно вывести из себя, чтобы он потерял равновесие. Что сейчас и происходит — человек теряет равновесие. А мир можно получить только в одном месте — другого нет. «Мир вам!» — говорил Христос, когда являлся ученикам.
Вот этот мир Христов — он способен остановить буйство страстей. Церковь для того и создана, чтобы лечить, исцелять, возрождать, погашать эти страсти. Их же столько — нас просто разрывает. А человек часто даже не хочет себе в этом признаться. Не понимает, что с ним происходит. Часто бывает просто игрушкой в руках дьявола.
Если человек будет бороться — трудиться, молиться, стараться быть хорошим гражданином своего Отечества, хорошим отцом семейства, другом — у него все станет на свои места. Ведь обустраивание начинается не с государства, а со своей души. С себя. Со своей семьи. Со своих детей. Главное — понять это.
Когда я нес послушание на Сахалине, к нам на острова раз в год приезжали прекрасные люди — доктора, в том числе и узкие специалисты. Медицинский десант. Сколько же людей они спасли от смерти! У них не было при себе всей необходимой аппаратуры, но они, обладая опытом и открытым сердцем, с утра до вечера вели прием и по его результатам разъясняли пришедшим: если у вас будут такие-то симптомы, то бросайте все, срочно езжайте на материк и идите к врачу.
Потому что болезнь можно остановить, если вовремя обратиться к специалисту. А можно довести до такого состояния, когда уже никто помочь не сможет.
Нечто подобное мы наблюдаем и в духовной жизни. Людям нужно рассказывать о том, что с ними происходит, и посылать в деревни миссионерские десанты. Пускай в первый год нас не услышат в селе. Пусть на следующий год не услышат. На пятый год — услышат. Или на десятый.
Человек всю жизнь исполняет все, что положено, и мог бы уже сказать: «Я прожил жизнь и об этом молиться больше не буду, —видно, нет мне воли Божией». А они молились до конца. А мы хотим получить все сразу. У нас же общество потребления: «освоить английский язык за 15 уроков». Так не получится. Десятилетиями у нас все ломали и уничтожали. А возрождается только двадцать лет.
Доли секунды — и человек попадает в автомобильную аварию. А потом требуются месяцы, а иногда и годы, чтобы восстановился организм. Нужно время и терпение.
Беседовала А. Рохлина
